Владимира Сорокина не любит "путинская молодёжь", - нашисты всякие, и прочие античтоприкажутжисты, он называет современную действительность неофеодализмом, говорит о отсутствии в РФ свободы слова, правда в ней же издаётся и ставится. Последнее произведение так замутило краски, что говорить про негативизм "ностальгии по царизму" (кто-то у нас 1860 года рождения?) можно только по инерции. Сорокин талантлив, как "ацкий сотона". Вот вам "кровавая государственная полиция", но почему-то однозначно заявить про неё, что - кровипивцы мол и креста на них нет - невозможно. Крест то как раз и есть, и союз тоталитаризма с православием тоже проходит через весь роман красной нитью.
Да, конечно... Сорокин предупреждает нас об опасности, но так ли уж все граждане РФ этой опасности опасаются? А мож кому-то и глянутся молодцы сии? Может кто и действительно найдёт мудрость в решении государевом - оставить в каждом магазине всех продуктов по два вида, а сыр один - "Российский". Да и не такие уж и страшные монаршии дела по Сорокину, если учесть, что классику всё же не запретили. А что заморских купцов подвинули, воров, да крамольщиков... Ох, да был бы только счастлив народ в своём единении с монаршей волей, да под присмотром опритчины.
Так что - не говорите потом, что вас не предупреждали... Книжонку сию прочесть следует, а что скабрезной обзывают - не слухайте. На кажный роток не накинуть платок...
И слава Богу!
Звезды гасить — не мед водой разводить», — любит Батя наш говаривать. И то верно — важное это дело, государственное. Но сноровки требует, подхода особого. Умное дело, одним словом. И в умных исполнителях нуждается. Каждый раз что‑то изобретать — придумывать надобно. Это вам не земские усадьбы жечь… Стало быть, опять в центр еду. Снова по Якиманке переполненной, снова по красной полосе. Въезжаю на Каменный мост. Солнце из‑за туч зимних выглянуло, Кремль осветило. И просиял он. Славно, что уж 12 лет как он белокаменным стал. И вместо бесовских пентаклей на башнях Кремля Московского сияют золотом державные орлы двуглавые.
Чуден Кремль при ясной погоде! Сияние исходит от него. Слепит глаза Дворец Власти Российской так, что дух захватывает. Рафинадом белеют стены и башни кремлевские, сусальным золотом горят купола, стрелой возносится в небо колокольня Иоанна Лествичника, строгими стражниками обстоят ели голубые, свободно и гордо реет флаг России. Здесь за стенами белокаменными, ослепительными, зубчатыми — сердце земли Русской, престол государства нашего, средостение и средоточие всей России‑матушки. За рафинад Кремля, за державных орлов, за флаг, за мощи правителей российских, в соборе Архангельском упокоенные, за меч Рюрика, за шапку Мономаха, за Царь‑пушку, за Царь‑колокол, за брусчатку площади Красной, за Успенский собор, за башни кремлевские не жалко и жизнь свою положить. А за Государя за нашего — и другую жизнь не жалко.
Слезы навернулись…
Сворачиваю на Воздвиженку. Теребит меня мо‑било тремя ударами кнута: тысячник из отряда «Добры молодцы» докладывает, что все готово у них к гашению. Но хочет детали уточнить, утрясти, обмозговать, обкумекать. Не уверен, ясное дело. Так на то я к тебе и еду, садовая голова! Этим отрядом молодой граф Ухов из Внутреннего Круга верховодит, а подчиняются они лично Государю. Полное название их: «Союз российских добрых молодцев во имя добра». Ребята они молодые, горячие, правильные, но присмотра требуют. Потому как с руководством у них с самого начала что‑то не заладилось — не везет на мозговитых, хоть зарежься! Каждый год Государь тысячника их меняет, а толку по‑прежнему мало. Мистика… Мы в опричнине этих архаровцев «добромольцами» кличем. Не все у них ладится, ох, не все… Ну, да ничего, поможем. Поделимся опытом, не впервой.
Подкатываю к их управе, богато отделанной. Мозгов у них мало, а вот денег — хоть жопой ешь. Вдруг — красный звонок на мобило. Дело важное. Батя:
— Комяга, где ты?
— У «добромольцев», Батя.
— Бросай их к лешему, дуй в Оренбург. Там наши с таможенниками сцепились.
— Так это ж левого крыла забота, Батя, я ж в этом деле бывший.
— Чапыж мать хоронит, Серый с Воском в Кремле у графа Савельева на толковище, а Самося‑дурак въехал в кого‑то из Стрелецкого Приказа на Остоженке.
Вот те раз.
— А Балдохай?
— В командировке, в Амстердаме. Давай, Комяга, дуй, пока нас не обули. Ты же работал на таможне, знаешь их кухню. Там кусок тыщ на сто, серьезная тяга. Сорвется — не простим себе. Таможенники и так обнаглели за последний месяц. Разберись!
— Слово и дело, Батя!
Чуден Кремль при ясной погоде! Сияние исходит от него. Слепит глаза Дворец Власти Российской так, что дух захватывает. Рафинадом белеют стены и башни кремлевские, сусальным золотом горят купола, стрелой возносится в небо колокольня Иоанна Лествичника, строгими стражниками обстоят ели голубые, свободно и гордо реет флаг России. Здесь за стенами белокаменными, ослепительными, зубчатыми — сердце земли Русской, престол государства нашего, средостение и средоточие всей России‑матушки. За рафинад Кремля, за державных орлов, за флаг, за мощи правителей российских, в соборе Архангельском упокоенные, за меч Рюрика, за шапку Мономаха, за Царь‑пушку, за Царь‑колокол, за брусчатку площади Красной, за Успенский собор, за башни кремлевские не жалко и жизнь свою положить. А за Государя за нашего — и другую жизнь не жалко.
Слезы навернулись…
Сворачиваю на Воздвиженку. Теребит меня мо‑било тремя ударами кнута: тысячник из отряда «Добры молодцы» докладывает, что все готово у них к гашению. Но хочет детали уточнить, утрясти, обмозговать, обкумекать. Не уверен, ясное дело. Так на то я к тебе и еду, садовая голова! Этим отрядом молодой граф Ухов из Внутреннего Круга верховодит, а подчиняются они лично Государю. Полное название их: «Союз российских добрых молодцев во имя добра». Ребята они молодые, горячие, правильные, но присмотра требуют. Потому как с руководством у них с самого начала что‑то не заладилось — не везет на мозговитых, хоть зарежься! Каждый год Государь тысячника их меняет, а толку по‑прежнему мало. Мистика… Мы в опричнине этих архаровцев «добромольцами» кличем. Не все у них ладится, ох, не все… Ну, да ничего, поможем. Поделимся опытом, не впервой.
Подкатываю к их управе, богато отделанной. Мозгов у них мало, а вот денег — хоть жопой ешь. Вдруг — красный звонок на мобило. Дело важное. Батя:
— Комяга, где ты?
— У «добромольцев», Батя.
— Бросай их к лешему, дуй в Оренбург. Там наши с таможенниками сцепились.
— Так это ж левого крыла забота, Батя, я ж в этом деле бывший.
— Чапыж мать хоронит, Серый с Воском в Кремле у графа Савельева на толковище, а Самося‑дурак въехал в кого‑то из Стрелецкого Приказа на Остоженке.
Вот те раз.
— А Балдохай?
— В командировке, в Амстердаме. Давай, Комяга, дуй, пока нас не обули. Ты же работал на таможне, знаешь их кухню. Там кусок тыщ на сто, серьезная тяга. Сорвется — не простим себе. Таможенники и так обнаглели за последний месяц. Разберись!
— Слово и дело, Батя!
Скачать или купить можно здесь:
Интервью с автором читайте тут:
Ni komentarjev:
Objavite komentar